О донорстве органов

Все в жизни баланс. За все надо платить. Халявы не будет. Особенно у меня. Что ни история, то нарочно не придуманный ужастик. Я помираю то от одного, то от другого, но все-таки не до конца.

Альфа-самке тяжело болеть. Даже не потому, что больно. Просто много дел, надо вести за собой выводок. А тут вот те на — на одной ноге.

Разорванная связка левого колена в конце марта прошлого года засадила меня «на домашку», во время которой я предавалась страшным философским рассуждениям. Как следствие — закрытие Instagram и рьяное увлечение вязанием. Бесчисленное количество шапок, шарфов и даже кардиган — вот наглядный результат моего пребывания на больничном. Кардиган я расшила мулине.

Но что мое вязание и переживания по сравнению с тем непредсказуемым, что случилось со мной в этот унылый период. Я говорю о донорстве.

Донорство в российском обществе — явление нераспространенное и неоднозначное. Мы со своими глубокими традициями относимся к нему скептически и с недоверием. Все это от лукавого, ибо слишком много науки и технологий. Пока мы так рассуждаем, атеисты покупают себе билеты Virgin Galactic.

Досуг у меня был обширный, так что я провела небольшое исследование на тему отношения церкви к донорству. Ватикан вот обозначает его как акт любви и самопожертвования. Все, что влечет за собой спасение человеческой жизни, — великое благословение.

В тот день, когда стало ясно, что колено мое после падения на лыжах разнесено в пух и прах, профессор университета UCLA доктор Макаллистер предложил мне просто взять и пришить новую связку. С такими людьми не спорят — диагноз он поставил на глаз, а потом МРТ все в точности подтвердила. И отправил меня профессор к своему лучшему ученику доктору Эндрю Вайсу. Эндрю сказал, что пересадит мне связку донора. Мертвого человека. Жутковато, не правда ли?

Но я была бы не я, если б не рискнула. После таких травм большинство людей заканчивает свои любительские спортивные карьеры, воспринимая происшествие как знак свыше: «Пора угомониться». Не мой случай. Я согласилась на операцию и донорскую связку.

Доктор Вайс — совершенно очаровательный человек с частной практикой и двенадцатилетним опытом в Беверли-Хиллз — недолго меня уговаривал. Просто сказал, что если я и дальше хочу кататься на лыжах, играть в теннис и участвовать в забегах Натальи Водяновой, то кроме донорской связки вариантов никаких нет и не будет. Когда я спросила, чью связку он мне поставит, Вайс влет ответил: «Спринтер из Тринидада и Тобаго тебя устроит?» Это была хорошая, воодушевляющая шутка.

Замена связки — плевое дело! Этой технологии уже двадцать пять лет. Только раньше ткани для связки брали из тела самого пациента. А теперь, накопив результаты исследований, пришли к выводу, что донорская гораздо лучше, с ней все быстрее восстанавливается.

Даже американцев передергивает от мысли, что в их теле будет жить кусок постороннего человека. Многие не соглашаются по этическим соображениям. Или просто брезгуют и предпочитают больше никогда не заниматься фитнесом, чем жить с еще одним человеком в своем теле. Как вариант просят по старинке вырезать у себя ткань из одного места и пришить в другое. Я же не брезглива, не религиозна и связку приняла с благодарностью. После операции медсестра вручила мне почтовую открытку со словами, что я могу написать семье донора — сказать спасибо, помочь деньгами или еще чем-то. На мое усмотрение. Информация о доноре открыта, и его родственники, как правило, готовы общаться. Но это опция, а не обязанность для того, кто принимает орган. Многие пациенты хотят знать, чей он. Как правило, молодого, до сорока лет, человека, потерявшего жизнь вследствие несчастного случая.

Примечательно, но я не заметила один момент в своей жизни. Получая права в Америке, я должна была ответить на вопрос: «Желаете ли вы быть донором?» Первые два раза я ставила галочку, а в третий этот пункт в анкете почему-то отсутствовал. Теперь я поняла почему — просто мне уже больше сорока лет. А жаль, так хотелось кому-нибудь помочь…

Донорство органов в США — вещь распространенная, осознанная обществом. Пациенты стоят в очередях на трансплантаты и с почтением их принимают. И есть те, кто завещает свои органы — их части тела можно будет пустить в дело в случае преждевременной смерти. Здоровые люди не ленятся и вносят подобные пункты в завещание!

Но завещание — бумага для России страшная, написанная неохотно. А ведь сколько проблем можно было бы решить, скольким людям помочь, если бы у нас была культура изложения на бумаге последней воли. Русские люди любят и умеют от души сострадать. А вот реально помочь, не словом, а завещанием — редкость. Русский человек, он ведь живет так, будто никогда не умрет. Мы суеверны, а суеверие, как известно, тормозит любой прогресс — и технический, и духовный. «Каждому будет дано по его вере», — написано в «Мастере и Маргарите». То есть не верь — и не сбудется. А мы по-прежнему смотримся в зеркало, если что-то забыли и вернулись домой.

Мы не боимся смерти, порой даже бросаемся на амбразуру, но боимся думать о ней. Все это характеризует нас как людей темных, а на дворе-то, товарищи, уже две тысячи какой-то год.

Я не перестану повторять, что степень сознания общества определяет успех страны. Так же как степень сознания женщины определяет успех ее семьи. Поэтому если кому-то понадобится —не дай бог — печень, искать ее будем где угодно, только не в России.

Поверьте мне, я человек опытный. Во-первых, потому что во мне сейчас функционирует пусть и небольшой, но самый настоящий донорский орган. Во-вторых, я знаю историю, которая случилась с моим товарищем. В ней, к счастью, никто не погиб. Партнер по команде моего супруга, будучи действующим баскетболистом и пребывая в полном здравии, отдал почку своей младшей сестре. После чего без проблем продолжил карьеру. Для меня это не только пример отваги и смелости, но и торжества высокого уровня медицины. И доверия ей. После операций такого рода люди не только полноценно живут, но и продолжают профессиональную спортивную карьеру. Без почки.

Автор Маша Лопатова, фото Fashion IQ