Мы начали встречаться… На дворе стоял морозный февраль. Встречались мы тайно…
Почему тайно? Потому что я была в отношениях и, по сути, изменяла. Почему я так делала? Потому что была готова закончить свои отношения, а на серьёзные отношения с девятнадцатилетним парнем я не рассчитывала. Мне было 27, и моя разница в возрасте нисколько не помогала. Но все развивалось не по законам учебника «Мораль и нравственность в Советском Союзе». Несмотря на то, что мне казалось, что мой адюльтер закончится провалом через пару месяцев, он закончился двумя неожиданными для меня событиями — беременностью и засвидетельствованием брака в Хамовническом загсе города Москвы.
Где-то на полпути нашего романа мой юный любовник сообщил, что через четыре месяца ему придётся переехать жить в Америку, чтобы выступать там за клуб Utah Jazz. Этот факт полностью подтвердил провал нашего совместного предприятия — в Америку я категорически не собиралась.
Дело в том, что Америка для меня была, как впрочем, для большинства русских, ужасной территорией. Я ненавидела Америку всеми фибрами своей души. Мне не нравилась их еда, их здания, их мода (а вернее, её отсутствие) и даже их люди. До этого я в Америке бывала раза три или четыре, и она на меня произвела отвратительное впечатление.
Сейчас я думаю, почему? Даже интересно. Почему то, что некогда для меня было отвратительным, вдруг стало любимым? Это вопрос для целого философского «разгона» с элементами психоанализа. И этому я посвящу отдельную статью как-нибудь.
А пока мы сидели в Старлайте на Маяковской, и мой возлюбленный рисовал мне на салфетке схему своего дома в случае, если он станет долларовым миллионером. Было смешно. В центре спальни он расположил круглую кровать огромного диаметра. Также рядом на привязи сидела… пантера. Я смотрела ему в глаза и не могла поверить, что всё это происходит со мной. Это был сюрр. Моя жизнь всегда и до сих пор складывалась таким образом: любой паноптикум становился моей реальностью.
Я спросила, почему пантера? Он сказал, что ему нравятся кошки.
Забегая вперёд, скажу, что за нашу совместную жизнь у нас никогда не было круглой кровати. Про пантеру молчу. Видим, здесь я победила. Здравый смысл восторжествовал. Но это чуть позже.
В начале лета я отправилась отдыхать на Лазурный берег без любимого. Со мной были подруги и родители. Мы отмечали чей-то день рождения. Не могу сказать, что я сильно гуляла, но наутро я проснулась от сильной тошноты. До вечера я так и не вышла из спальни, а весь следующий день проспала. И следующий, и ещё один. Я спала и днём, и ночью, посыпаясь на пару часов на поесть. Также я постоянно смотрела кино. На четвертый день такого режима я решила всё-таки подняться и сходить за тестом на беременность. Две полоски в кругляшке выписались неярко. «Надо лететь в Москву», — подумала я.
Мой доктор Сережа Штыров, который два года до этого спас мне жизнь, встретил меня с распростёртыми объятьями. Дело в том, что операцию он мне делал «по скорой» в связи с разрывом фаллопиевой трубы вследствие внематочной беременности. Серёжа, выписывая меня из 31-й больницы, констатировал:
«Детей у тебя естественным путём не получится. Если когда-то решишься, необходима повторная операция. Вторая труба нерабочая. Гарантирована еще одна внематочная».
С таким диагнозом я просуществовала какое-то время, а потом начала жить. Причём активной жизнью. Поэтому мне было абсолютно нечего терять. Начиная свой адюльтер, возлюбленному я так и сообщила: опасаться нечего, предохраняться не стоит. Он послушался, и вообще не опасался, а просто настигал меня в любом удобном и неудобном месте.
Напоминаю, ему было 19 лет. Наша страсть имела масштабы вселенной. И тут удивительный факт — через столько лет ничего не изменилось. Весь сюрр превратился в реальность. До той степени, что я даже согласна на пантеру…
Автор, фото Маша Лопатова